Пятница
Последний рабочий день первой рабочей недели нового года. Впервые с начала пандемии присутствовал на общем собрании трудового коллектива. Давно же их не видел. Все в маcках, но узнать можно. На опаздывающих шикали, чтобы рассаживались не куда взгляд упал, а по шахматной схеме. Много не рассусоливали — всё чётко, быстро, по-военному. Человек — великий приспособленец. Вспоминается рассказ Стругацких про гражданина, который долго протестовал против работы завода по соседству, что сильно отравлял окружающую среду. Нервы у гражданина под конец совсем сдали и прямо из своей квартиры он начал длительный миномётный обстрел ненавистного завода. Когда мины кончились и дым рассеялся, оказалось, что завод продолжает работать по-прежнему, а рабочие двигаются по территории перебежками, укрываясь в траншеях. Виднеется большая надпись: «Граждане, при обстреле эта сторона наиболее опасна»
Не вешать нос. Всё наладится. Самое время для пятничных котиков (тоже ведь своего рода великие приспособленцы):
Россия в кривых Зеркалах! Полностью Сфальсифицированное судебное дело!! Против Русского и других коренных народов России-Руси!!!
Котики хороши, особенно последний.
Кстати, нам в группу в школе сообщение скидывали, по поводу безвозмездной раздачи сорока мей-кунов, типа, хозяев унесла пандемия. Телефон и адрес московские, умоляют скорее забирать. Кидалово, наверное, да?
Пятница. Новости по России.
В сценарии «Туча»:
«На самом деле было так.
В доходном доме рядом с химическим заводом жил многосемейный коллежский секретарь Нурланн. Обстоятельства его: три комнатки, кухня, прихожая, стертая жена, пятеро зеленоватых детей, крепкая старая теща, переселившаяся из деревни. Химический завод воняет. Днем и ночью над ним стоят столбы разноцветного дыма. От ядовитого смрада вокруг умирают деревья, желтеет трава, дико и странно мутируют комнатные мухи. Коллежский секретарь ведет многолетнюю упорную кампанию по укрощению завода: гневные требования в адрес администрации, слезные жалобы во все инстанции, разгромные фельетоны в газетах, жалкие попытки организовать пикеты у проходной. Завод стоит, как бастион. На площади перед заводом замертво падают отравленные постовые. Дохнут домашние животные. Целые семьи покидают квартиры и уходят бродяжничать. В газетах появляется некролог по случаю преждевременной кончины директора завода. У нашего коллежского секретаря умирает жена, дети по очереди заболевают бронхиальной астмой.
Однажды вечером, спустившись зачем-то в подвал, он обнаруживает там сохранившийся со времен Сопротивления миномет и два ящика мин. Той же ночью он перетаскивает все это на чердак. Завод лежит перед ним как на ладони. В свете прожекторных ламп снуют рабочие, бегают вагонетки, плывут желтые и зеленые клубы ядовитых паров. «Я тебя убью!» — шепчет коллежский секретарь и открывает огонь. В этот день он не идет на службу. На следующий день — тоже. Он не спит и не ест, он сидит на корточках перед слуховым окном и стреляет. Время от времени он делает перерывы, чтобы охладился ствол миномета. Он оглох от выстрелов и ослеп от порохового дыма. Иногда ему кажется, что химический смрад ослабел, и тогда он улыбается, облизывает губы и шепчет: «Я убью тебя…» Потом он падает без сил и засыпает, а проснувшись, видит, что мины кончаются — осталось три штуки. Он высовывается в окно. Обширный двор завода усеян воронками. Выбитые окна зияют. На боках гигантских газгольдеров темнеют вмятины. Двор перерыт сложной системой траншей. По траншеям короткими перебежками двигаются рабочие. Быстрее прежнего снуют вагонетки, а когда ветер относит клубы ядовитых паров, на кирпичной стене открывается свежая белая надпись: «Внимание! При обстреле эта сторона особенно опасна!» В полном отчаянии коллежский секретарь выпускает последние три мины, и вот тут-то все и началось.»
В повести «Гадкие лебеди»:
«На западной окраине столицы, в доходном доме рядом с химическим заводом, живет многодетный титулярный советник Б. Нарочито подробное и нарочито скучное описание обстоятельств героя: три комнатки, кухня, прихожая, стертая жена, пятеро зеленоватых детей, крепкая старая теща, переселившаяся из деревни. Химический завод воняет, днем и ночью над ним стоят столбы разноцветного дыма, от ядовитого смрада умирают деревья, желтеет трава, дико и странно мутируют мухи. Несколько лет титулярный советник ведет компанию по укрощению завода: гневные требования в адрес администрации, слезные петиции во все инстанции, разгромные фельетоны во все газеты, бесплодные попытки организовать пикеты у проходной. Однако завод стоит как бастион. На набережной перед заводом замертво падают отравленные часовые, дохнут домашние животные, покидают квартиры и уходят бродяжничать целые семьи, в газетах появляются некрологи на преждевременную кончину директора завода. У титулярного советника Б. умирает жена, дети по очереди заболевают бронхиальной астмой. Однажды вечером, спустившись в подвал за дровами, он обнаруживает там сохранившийся со времен сопротивления миномет и огромный запас мин. Той же ночью он перетаскивает все это на чердак и открывает слуховое окно. Завод лежит перед ним, как на ладони: в резком свете прожекторных ламп снуют рабочие, бегают вагонетки, плывут желто-зеленые клубы ядовитых паров. «Я тебя убью», — шепчет титулярный советник и открывает огонь. В этот день он не идет на службу, на следующий день — тоже. Он не спит, не ест, он сидит на корточках под слуховым окном и стреляет. Время от времени он делает перерывы, чтобы охладился ствол миномета. Иногда ему кажется, что химический смрад ослабевает, и тогда он улыбается, облизывает губы и шепчет: «Я убью тебя». Потом он падает без сил и засыпает, а проснувшись, видит, что мины кончились — осталось три штуки. Он выстреливает их и высовывается в окно, обширный двор завода усеян воронками, зияют выбитые стекла, на боках гигантских газгольдеров темнеют вмятины, двор перерыт сложной системой траншей, по траншеям короткими перебежками двигаются рабочие, быстрее прежнего бегают вагонетки, водители автокаров защищены железными листами, а когда ветер относит клубы ядовитых паров, на кирпичной стене заводоуправления открывается свежая белая надпись: «Внимание! При стрельбе эта сторона наиболее опасна»…»
Я свою корнишиху повязала. Последний раз, наверное. Из предыдущих — правнука кошки купил директор кладбища. Поселился отдельно от семьи, скучно стало на самоизоляции,
Фанг, спасибо. Теперь моя «пробуксовка» понятна, Гадкие лебеди одно из немногих произведений АБС, котоые мне «не зашли».
«Ирма, — сказал он утомленно. — Что вы там делали на этом перекрестке?
— Мы думали туман, — ответила Ирма.
— Что?
— Думали туман, — повторила Ирма.
— Про туман, — поправил Виктор. — Или о тумане.
— Зачем это — про туман? — Сказала Ирма.
— Думать — непереходный глагол, — объяснил Виктор. — Он требует предлогов. Вы проходили непереходные глаголы?
— Это когда как, — сказала Ирма. — Думать туман — это одно, а думать про туман — это совсем другое… И кому это нужно — думать про туман, неизвестно.
Виктор вытащил сигарету и закурил.
— Погоди, -сказал он. -Думать туман — так не говорят, это неграмотно. Есть такие глаголы — непереходные: думать, бегать, ходить. Они всегда требуют предлога. Ходить по улице. Думать про… Что-нибудь там…
— Думать глупости… — Сказал Голем.»
«Умер Борис Грачевский. Спасибо ему за «Ералаш», это великий проект. Но, как говорил герой Чехова, о мертвых или ничего, или правда. Грачевский был русским Вайнштейном. Лез ко всем молодым девушкам. Лапал, мацал, домогался. Удивительно, что сотни абьюженых при его жизни заявления не делали. Типичный похотливый старый еврей при деньгах и возможностях, постоянно распускавший руки».
Напомним, что Борис Грачевский в конце декабря подхватил коронавирусную инфекцию. Он в течение нескольких недель с помощью врачей сражался за свою жизнь, но проиграл в этой хватке.
У Дяченок, например, так не «зашли» «Варан» и «Медный король», хотя объективно отличные книги.