ВНЕ. О фильме "Стиляги"

Мы говорили по поводу «Стиляг» с подругой Асей, которую – для меня неожиданно – этот фильм очень впечатлил, она его приняла. Ей понравилась мысль о том, что с той стороны – серость, с этой – яркость, но это только костюмы. «А Польза – это Польза» (есть там героиня с таким именем, которая вне классификаций и типов). Фильм о том, как человек другой отторгается от среды. О том, что такое – быть «не как все». О том, что нужно быть собой, вне шаблонов – каких бы то ни было. По крайней мере, так я понял Асины впечатленья.

Это все верно, правильно. Ася – сама немножко «стиляга», или немножко Польза – по крайней мере, наверняка она нашла в этом фильме что-то очень себе близкое.

К моменту нашего разговора фильм я видел только кусками… Вчера посмотрел целиком. Меня «Стиляги» тронули. Всё узнаваемо, так или иначе, «испытано на собственной шкуре» – наверно, каждым молодым человеком или девушкой.

Кадров запоминающихся – целый букет. Если вспомнится один, тут же следом за ним другой возникает перед глазами, по джазовому принципу всплывающих нот и неоновых линий.

То, что Пользу играет Оксана Акиньшина – точное попадание. Её органика – дворовость, какая-то дерзкая красота – то ли хулиганки, то ли принцессы... Вообще, все актеры играют по-настоящему и все на своем месте.

Кинотекст – очень насыщен ассоциациями. То же самое – музыкальный текст, сплетенный из песен и их отголосков. То ли «Восьмиклассница» зазвучала, то ли нет… Она самая! Или вдруг, в 50-е годы, когда происходит действие фильма, исполняется песня «17 лет» группы «Чайф». В песне - про воспоминания о молодости. А здесь герои сами молоды, и поют про «сейчас», а не про «тогда»… А когда один из героев говорит, что у стиляги один шаг «от саксофона до ножа», это не только расхожая фраза тех лет, но и напоминание о песне «Машины времени», написанной в 90-е. Про друга, который играет блюз. Все эти отзвуки в фильме объединяют «стиляг» всех времен – маргиналов, изгоев, чудных.

В этом – пик воплощения любимой темы Валерия Тодоровского.

В его ранней картине «Любовь» (1991) – на мой взгляд, одном из лучших фильмов режиссера с молодым Е. Мироновым в главной роли – по сути, тот же самый сюжетный расклад. Герой случайно «приотворяет дверь» в среду, будто бы закрытую для посторонних глаз. Знакомится с девушкой-еврейкой, влюбляется в неё. Она живет в трагичной противофазе действительности. Её мир – маргинальный, поэтичный, прекрасный и тайный. Герой хочет понять её. Значит – принять её невольное изгойство.

Ещё один из сильных фильмов Тодоровского – который сейчас, правда, кажется несколько блеклым – «Страна глухих» (1998). Похожая история: маргинальная среда - и «нормальная» девушка, которая в конце фильма оглохла, и тем самым – наконец, обрела «слух», только иной.

Словом, за привычным и обыденным герои Тодоровского часто обнаруживают «другую страну». Когда Мэлс (его играет Антон Шагин), включает любимую музыку и подергиваясь, пытается танцевать перед комсомолкой Катей (Евгения Брик) – звук граммофона приглушен, неполновесен: она как раз «не слышит».

Но – каковы же идеалы в «Стилягах»? В ответе на этот вопрос есть определенные сложности. Мэлс вдохновляется «духом» стиляг, попав, по сути, в логово разврата. Кадры стиляжьего пиршества напомнили мне эпизод из фильма «Летят журавли»: «буржуа», которые едят, пьют и свинствуют, поют, пляшут и сношаются, пока страна воюет. (Сравнение вызвано тем, что в «Стилягах» Сергей Гармаш играет фронтовика, отца Мэлса… И эта «военная» тема в фильме хоть и пунктирно, но задана.)

Понятно, что герои в фильме молодые да ранние, безбашенные. Но «обжорство», упивство и разврат продемонстрированы Тодоровским не то, чтобы сочувственно, но как-то безудержно, без рефлексий. Мол, так и надо. Мол, таковы идеалы геероев, и вот мы их показываем.

Для сегодняшнего кино характерна некоторая потеря ориентиров и чувства меры. Непонимание того, как выстроить «идеал», рассказать про любовь, чтобы по пути не свалиться в пошлость и содом[1].

Конечно, в «Стилягах» важно само протестное «но», которое звучит смачным лейтмотивом в одном из песенных номеров. Человек-но, который своим появлением взрывает серую действительность! Хорошо, взорвали. Но что показать взамен[2]? Голые попы?

Тем не менее, «Стиляги» – фильм умный. Эпизоды удивительной атмосферы, когда музыка реальность полностью преображает – хороши безусловно. У Мэлса, в отличие от ребят его компании, есть саксофон, из которого он пьет свое вдохновение. Он, конечно, идеолог. Он не так однозначен, как средний «стиляга» и не считает, в отличие от друзей, всех не-стиляг - «унылыми», «жлобами» и т.п. Ведь он говорит Кате-комсомолке: «Ты не лучше и не хуже, ты – другая».

В связи с этим, ключевой эпизод – комсобрание, где Мэлса заставляют положить на стол комсомольский билет и осуждают за предательство как раз «высоких идеалов». И тут Тодоровский показывает другую сторону медали. Этот эпизод виртуозно сделан, очень многослоен (от знаменитой песни «Пинкфлойд» до «Наутилуса» в подтексте) – и в то же время, какая стихийная мощь!!! Актриса Е. Брик сыграла комсомольскую проработчицу потрясающе. Это, возможно, станет новой классикой российского кино.

В целом фильм решен чрезвычайно тонко, не-наивно, не в лоб. Показаны все этапы пути героя-другого. Из фильма понятно, что два «полюса» – безудержность/рабство – это не вся сложность проблемы.

В конце концов, у Пользы рождается ребенок – негритенок. Когда она сообщает Мэлсу, что ребенок не от него, а он говорит: «Это мой ребенок», – это замечательно. Я, взрослый мужик, чуть слезу не пустил. Чуть менее натурально, но тоже круто – когда отец Мэлса принял малыша: «Он – наш!».

И вот – в прошлом такая неугомонная – Польза укладывает спать младенца и кричит Мэлсу, которому из Америки привезли саксофон: «Я же просила потише!».

Тодоровскому мало «биполярного мира» («серые» – «яркие»). Когда главный герой узнает, что никаких стиляг «в Америке нет», он сначала злится, а потом произносит: «Но мы же есть!»…

Так наступает конец иллюзии, почти конец фильма. Но и начало возмужалой жизни вне любых «категорий» и сект. Другие «другие» будут навлекать себе на голову приключения, веселиться и страдать, искать на волнах радио какой-нибудь очередной «город Нью-Йорк»… В финале по Тверской бежит толпа молодых из двухтысячных, и среди них Мэл и Польза из пятидесятых. Кино оказалось не только про юность, но и про зрелость. И новую юность, и новую зрелость. Про вечное взросление. Про движение рывками в свободу, про вечное возвращение на круги своя.

Примечания:

[1] В «9-ой роте» как высшая точка единения, дружбы и братства – типа, какой-то апогей – показано то, что ребята обкурились анаши и всей ротой отымели «Белоснежку». И это не для «реализма», не для «правды окопной»... А потому что выше таких «идеалов» прыгнуть не могут сами создатели фильма.

[2] Помните фильм «Забрийски пойнт» Антониони? Похожая идея, «отрыв без границ». Тоже красиво снято. Но с таким хулиганьем, как главные герои, в реальной жизни сталкиваться опасно: игра со спичками им свойственна. Для чего угнал самолет, и едва не убить готов? Ради «любви»? Но ведь не любовь, а эгоизм движет этим парнишкой. Ради «свободы»? Но это ведь скорее безответственность... И т.п.

Ссылка на галерею:

http://www.odintsovo.info/white/photo.asp?div_id=3902